В газете «Известия» напечатали картину. И все же некоторые товарищи весьма осуждали её цветовой строй на обсуждении в Союзе художников.

Я мог ответить на это лишь то, что они не видели парада физкультурников.
Для меня физкультура была радостью бытия, той радостью, которая накапливала потенциал преодоления трудностей в борьбе за построение новой жизни, той радостью, которая воспитывала любовь к человеку и ко всему человеческому, любовь к солнцу, к природе, к миру для всех. Когда картину перевозили в музей, решено было заодно перевезти другие работы. Поэтому нам понадобились грузоперевозки Рязань. Профессионалы прекрасно справились со своей работой.

Мне кажется, кое-что мне удавалось в этой области. Картина долгое время была в экспозиции Государственного Русского музея и занимала стену в одном из залов.
В период работы над этой картиной тот закуток в большой трехоконной комнате, который служил мне мастерской, несколько увеличивавшийся соседней небольшой комнатой, если двери в нее были открыты, и еще трюмо, поставленным так, что как бы увеличивало отход,- вот эту мою мастерскую посетил П. М. Керженцев, бывший тогда начальником Комитета по делам искусства. Его привел ко мне А. И. Замошкин. Почти оконченная картина стояла в мастерской, занимая всю освещаемую окнами стену.

Керженцев остался доволен работой.
Этот визит был важен в том отношении, что мне было поручено огромное панно (6X6 метров) для заключительного зала Советского павильона Международной выставки в Париже. Это был уже 1936 год. А. И. Замошкин потом передал мне, что Керженцев выразил ему удовлетворение по поводу моего авторства этого ответственного панно и спокойствие за необходимое качество его.

Если раньше, в течение какого-то периода меня и семью кормила моя литература, то теперь эта роль перешла к живописи и к графике, так как со мной стали заключаться договоры.