И в результате - несмотря на эти искусственные приемы и немалые вольности с точки зрения созвучия - дух народной музыки передан великолепно!

Но вернемся к нашей опере! Итак, с течением времени «приручение» Быстроушки продвинулось так далеко, что 22 августа 1922 года Яначек уже может из «тихой глухомани дремлющих лесов» гуквальдовских сообщить: «Пишу либретто „Быстроушки", продвинулся весьма далеко. Готово приблизительно все, кроме последнего действия»5. Осенью либретто готова и Яначек начинает писать музыку. Он работает весь 1923 год, январь 1924, и вот «Лисичка» целиком завершена. Еще 3 апреля 1923 года -то есть в период, когда опера должна была быть уже готова, - он писал Камилле Штёсловой: «„Быстроушку" я делаю так, как черт, который ловит мух, когда нет ничего другого. Я ухватился за „Быстроушку" из-за леса и печали поздних лет». И вот 31 октября 1924 года счастливый автор приглашает Брода на премьеру своего «лучшего произведения».

«Из-за леса и печали поздних лет...» Но, разумеется, не только это побудило Яначека проиллюстрировать роман о зверях, которым литератор иллюстрировал на этот раз художника, еще и музыкой. «Он поймал ее» и по иной, противоположной причине - из-за ее дразнящей и дурманящей девичьей молодости, которая делает его «Лисичку» воплощением женского начала, антиподом прежних, всецело мужских особей лисьего рода, идущих чредой от басен старого Эзопа и художественных искусственных гекзаметров гётевского «Хитрого Лиса» вплоть до поющегося и танцуемого «Лиса» Стравинского. «Он поймал ее» - говоря парадоксально - одновременно как символ вольности среди вольной природы (в «Мертвом доме» символом свободы станет для него «орел, царь лесов»); и наконец, он хотел в полный голос пропеть свой гимн Природе, которая до сих пор служила фоном для его произведений - правда, сюжетно обусловленным. Но главной мечтой его было спеть гимн Природе Возродительнице, которая почти дает утешительный ответ на вопросы, возникающие у семидесятилетнего композитора при осознании человеческой бренности.